Новости – Общество
Общество
«Первую лошадь приобрел по цене машины»
Владимир Русин. Фото: Юлия Скопич / «Русская планета»
Основатель Музея саней рассказал, как любовь к лошадям стала смыслом его жизни
16 февраля, 2016 16:58
8 мин
Резные сани, карета, уздечки, хомуты, подпруги… Все это и многое другое можно увидеть в гараже дома Русиных — самом популярном подворье села Губино Лебедянского района. Его хозяин Виктор Алексеевич разменял восьмой десяток, а собирал эти предметы на протяжении семидесяти лет. Своей любовью к лошадям он заразил младшего сына Владимира.
Проехать мимо практически невозможно. Во-первых, дом Русиных в селе знают все — от мала до велика. Во-вторых, именно на нем заканчивается дорога. В-третьих, небольшой дом отличается от соседних резным петушком на крыше, разрисованными воротами гаража и, конечно, всегда стоящими наготове сказочными санями.
– Здесь находится музей, связанный с лошадьми?
– Да какой же это музей? Проходите, сами посмотрите на наше небольшое семейное увлечение, — открывает ворота гаража Владимир Русин.
На полу стоят сани, рядом — седла, на стенах висят хомуты, подпруги и другие предметы, связанные с лошадьми.
– Нравится? Это моя гордость, — выходит хозяин дома Виктор Русин.
– Не то слово. Откуда такое хобби?
– Скорее всего, от двоюродного прадеда. Он был купцом первой гильдии и держал в соседнем селе Троекурово конный завод, занимался русаками. У него было около трехсот скаковых лошадей. Но с приходом советской власти его раскулачили.
– А вы когда заинтересовались лошадьми?
– Лет в шесть или семь. У нас в Губине был колхоз, где работало четыре бригады, в которые входили и мы, мальчишки. В каждой бригаде было не менее сорока лошадей. Мы вывозили на них все — цемент, стройматериалы, уголь и многое другое. Иметь лошадь в личном хозяйстве долгое время не разрешалось. Лишь в 80-х годах облисполком начал позволять, но выборочно. Мне разрешили одним из первых в Липецкой области. Первую свою лошадь я приобрел в Воронеже за шесть тысяч рублей, а «шестерка» в то время стоила восемь.
– Вы один из семьи заинтересовались лошадьми?
– Да, нас было пятеро детей в семье, но по стопам прадеда пошел только я.
– Сейчас держите лошадей?
– Конечно. Пойдемте, покажу.
– У отца четыре лошади, — вступает в разговор Владимир. — Помимо них, есть коровы, поросята, быки, а сколько кур, вообще никто не знает.
Проходим к сараям. Кругом крутятся коты, куры.
– Володь, выведи наших красавцев, — просит Виктор Русин сына.
– Как же справляетесь?
– Иногда по двору внучки помогают, а так с помощью Володьки держусь. Он живет с семьей неподалеку. Встает в четыре утра, и в полпятого уже у меня. Отвозит жену на работу, так как с транспортом у нас тяжеловато. Если раньше он еще сам работал ветеринаром, то теперь вообще полностью увлекся сельским хозяйством. Так до поздней ночи и крутимся.
Тем временем Владимир выводит лошадей.
– Иришке еще и года нет, — комментирует Виктор Русин. — Но это класс элиты. Мы за нее 270 тысяч отдали.
Пробую погладить, но дается не очень. Лишь третья выведенная лошадь стоит рядом со мной спокойно.
– Его Илюша зовут, — рассказывает Виктор Русин. — Когда расформировывался наш совхоз, мы его и выкупили. Он слепой на один глаз, но очень добрый, спокойный. Все село на нем обрабатываем.
Последний жеребец самый статный. Когда его выводят, становится горделиво, позируя на камеру. Наконец, он тоже отправляется к своим собратьям в загон.
– Внучки лошадями интересуются?
– Скорее, их женихи, — смеется Виктор Русин. — А один раз приехала в гости родственница и говорит: «Моя мечта покататься верхом». Мы лишь плечами пожали. Как здесь не угодить человеку? Жена Володи сначала придерживала лошадь, а потом отпустила. Да та как понеслась. Родственница упала и повредила себе спину. С тех пор желание ездить верхом у нее напрочь отбило.
Фото: Юлия Скопич / «Русская планета»
Упряжки Русиных можно увидеть на любом районном празднике. Не отказывается Виктор Русин и просто так покатать ребятню по селу или Лебедяни, приглашают его на свадьбы и другие важные мероприятия. А несколько лет назад ездили на Куликово поле. В основном катает в карете, которую приобрел в Санкт-Петербурге.
Возвращаемся снова к экспозиции.
– Это санки рабочие, — указывает Владимир на те, которые стоят перед гаражом. — Я со знакомыми договорился, чтобы они их расписали. На них отец по делам ездит.
Заходим в гараж.
– А на этих зимой раньше устраивали бега, — указывает Виктор Русин на отдельно стоящие сани. — Они для меня особенно дороги. У меня их просили, покупали, но я ни за какие деньги их не продам. Это самые первые мои сани. Сколько им лет — даже не знаю. Но знаю, что сделаны они по старинке. Единственное, Владимир с другом-иконописцем из Калужской области их расписали.
Бросаются в глаза трое резных деревянных саней. Каждые — настоящее произведение искусства.
– Сами делали?
– Нет, вы что, — смеется Владимир. — Заказывали. Я ездил к мастеру в Москву, и мы вместе обсуждали эскизы. Я хотел, чтобы присутствовали основные элементы, отличающие те или иные сани, но они не должны были быть точными копиями оригиналов. Каждые сани мастер делал где-то полтора года. При этом почти без гвоздей.
Особая гордость Владимира — петровские и екатерининские сани. Оказывается, у петровских сзади была подставка, на которую вставал стрелец. А подлокотники заканчивались фигурками дракона, как на мачтах Петра Первого.
У екатерининских саней своя «изюминка». На них висел сундучок, чтобы императрица могла складывать вещи. Отличалась на них и резная фигура Георгия Победоносца.
– Мастер сделал пять саней и больше, сколько его ни уговаривали, не стал. В России аналогов им нет, — гордо говорит Владимир.
– А все остальные предметы просто собрали?
– Нет, конечно, — улыбается Виктор Русин. — Что-то действительно собрал я за свою жизнь, а что-то купили. Мы же общаемся с лошадниками со всей России — из Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Белгорода, Алтая, Курска. Обмениваемся друг с другом постоянно. Одни сани, например, мы продали на Алтай. Другие сейчас стоят на Кудыкиной горе в Задонском районе.
Пытаюсь рассмотреть предметы, но непосвященному в «лошадное» дело сложно разобраться в таком многообразии. Например, висят два колокольчика, вроде, одинаковые, но, присмотревшись, замечаю, что отлив у них разный. На глаза попадается чесалка для лошади. На ней вырезан год — 1907.
– Недавно мы, кстати, продали хомут, — замечает мой удивленный взгляд Владимир. — Ему было более ста лет. Есть и другой, поновее, ему около восьмидесяти.
– А помнишь, было седло 1940 года в идеальном состоянии? — вспоминает Виктор Русин.
– Да-да, — восклицает Владимир. — Я общался с одним дедом, и он мне предложил купить у него седло. Оно было в идеальном состоянии. Сохранилась пряжка, кожа, номер воинской части и даже номерные знаки с двух сторон. Я такого седла никогда в жизни не видел. Дед признался, что привез его из Берлина, но принадлежало оно кому-то из наших солдат. Жаль, что недавно нам пришлось продать его.
Среди коллекции есть и импортные предметы. Например, седло из Арабских Эмиратов и последнее приобретение Русиных — польская сбруя, у которой даже кожа отличается от нашей.
– Седлами вы пользуетесь?
– Конечно, — отвечает Виктор Русин. — Впрочем, как и всем остальным. У нас ничего просто так не лежит. Просто чем-то пользуемся чаще, а чем-то — реже.
– Вам бы гараж побольше, расставить все, и будет настоящий музей.
– Не нужно мне ничего. Я открою гараж, зайду, посижу немного, и на душе сразу хорошо. Точно так же и Володька. И пусть у меня хранятся не эксклюзивные вещи, зато аналогов им нет.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
